АРМИНФОЦЕНТР: Предлагаем интервью президента САР Ара Абрамяна радиостанции "Эхо Москвы", ... со своим недостаточно отшлифованным русским языком… И с комментариями читателей "Юсисапайла".
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Здравствуйте. Это программа "Разбор полёта”, программа о людях, которые принимают решения, о том, как они эти решения принимают. Татьяна Фельгенгауэр и Ирина Воробьёва для вас эту программу ведут. Добрый вечер.
И. ВОРОБЬЁВА – Да, здравствуйте. Мы с большим удовольствием приветствуем нашего сегодняшнего гостя в программе "Разбор полёта”, это президент Союза армян России, посол доброй воли ЮНЕСКО, член Совета по межнациональным отношениям при Президенте России Ара Абрамян. Здравствуйте, добрый вечер. ara
А. АБРАМЯН – Добрый вечер. Здравствуйте.
И. ВОРОБЬЁВА – Рады вас здесь приветствовать. И каждая наша программа начинается с традиционного вопроса. И вы тоже не сможете избежать этой участи. А вопрос у нас следующий. Если смотреть на те решения, которые вы принимали в своей жизни, какое было самым сложным, самым тяжелым, чтобы оно не только вас касалось, но и каких-то других людей, решение, в котором вы больше всего сомневались. И сейчас вы можете его вспомнить во всех подробностях.
А. АБРАМЯН – Вы знаете, это самый лучший, простой вопрос для меня. Потому что самое сложное решение было в 1988 году, когда меня назначили замначальника Главка министерства электронной промышленности СССР. И мне надо было покинуть Армению и переехать жить в Россию. У меня пять братьев, вернее, четыре брата и сестра, мама. И это было очень сложное решение – остаться в Армении или переехать в Россию в Москву. Ну, знаете, в те времена Москва – это мечта любого человека, любого гражданина Советского Союза. И вот я, не знаю, такое решение принял.
Второе. У меня, конечно, супруга москвичка, Наталья. Семь месяцев давили на меня. И я попал в Москву. Честно говоря, это было неожиданное сложное решение. Моё знание русского языка, конечно, позволяло мне здесь жить. Вы знаете, я шучу. Но так что это самое сложное решение было, которое я принял в своей жизни.
И. ВОРОБЬЁВА – Что сыграло решающую роль?
А. АБРАМЯН – Решающую роль я скажу. Первое, что играло – это я честно говорю, это у меня супруга. Я уже был женатый год. Она москвичка, русская. И вот она говорит, что давайте, пожалуйста, будем в Москве жить. Там хорошую работу дали, хорошую должность. Знаете, было славно тогда быть назначенным замначальника Главка электронной промышленности СССР. Такая, знаете, гордость была попасть в Москве. И это, конечно, всё вместе. Сначала я могу сказать – супруга, потом сама должность, а потом я согласился.
Конечно, мои родители – мама, братья, семья – не очень хотели. Но, в общем, я согласился. Мне сказали, что ты достаточно знаешь русский язык, не беспокойся. И с тех пор я здесь с 1988 года.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Я вспоминаю сразу, помнишь, в фильме "Москва слезам не верит”, когда принимают гостей в первой части, там Басов, по-моему, играет. И он со всеми знакомится и говорит "Замначальника Главка”. Для меня это всегда, сколько я смотрела фильм, я всегда думала – боже, что же это за таинственный замначальника Главка. Вот, я сейчас перед собой вижу человека, который был замначальником Главка.
А что было против, когда вы сомневались над тем решением? Чего вы боялись, опасались?
А. АБРАМЯН – Я больше боялся разницы культуры. Знаете, я был лидером у нас в деревне, потом на работе. Я работал, показал, так получилось, что я очень быстро… я был помощником генерального директора объединения. В 23 года я стал замгенерального директора объединения. Как-то такое уважение, окружение, родственники. Я очень эмоциональный, очень люблю Армению. Любил и люблю Армению. Я очень связан с моей мамой. Мама для меня – это всё. Её, к сожалению, сейчас нет, но она сверху видит, слушает и радуется. И так, не знаю, мои братьи, мы очень дружны с братьями, с друзьями. А здесь совсем другое. Я, знаете, скажу так. Первые 6 месяцев думали – надо же, Ару назначили там в Москву работать, замначальника Главка, а я здесь жил двойной жизнью. У всех пиджак висел, а я там работал, всё равно как что, меня ругали. Я уже хотел обратно идти. Как, знаете, утром улыбался, что я руководитель, меня назначили, а вечером переживал, потому что разные культуры были, разные мотивы были, разные люди были. Очень тяжело адаптироваться. Это при Советском Союзе.
Там у нас совсем другой был метод принятия решений, была другая культура ведения производственных работ и так далее. Вот так я попал. Но, тем не менее, адаптироваться. Но, тем не менее, адаптировался. Я хотел обратно первые полгода. Жена опять уговорила. А я всегда слушаю супругу. И вот остался.
И. ВОРОБЬЁВА – И с какой должности вы, получается, попали в Москву? Вы были Армении…
А. АБРАМЯН – Знаете, я был в Армении замгенерального директора объединения, потом директором завода, а потом попал сюда замначальником Главка, 1988 год.
И. ВОРОБЬЁВА – То есть я просто пытаюсь посчитать, сколько вам было лет примерно.
А. АБРАМЯН – 31. Я сразу скажу.
И. ВОРОБЬЁВА – То есть вы были очень молодой управленец?
А. АБРАМЯН – Да, очень молодой. Я скажу – мне просто повезло, что в 23 года я стал замгенерального директора объединения. Я могу это как отдельную историю вам рассказывать. Знаете, тогда была другая страна, другая культура. То, что было в Советском Союзе, сейчас нет. Я могу три вещи сказать, что было, что сейчас не хватает.
И. ВОРОБЬЁВА – Давайте.
А. АБРАМЯН – Потому что я немножко воспитывался в Советском Союзе, тогда было доверие к властям, доверие к людям, доверие к будущему. Доверие – это очень важный вопрос. Доверие ко всему. И я верю, что меня назначают, у меня блестящее будущее в Советском Союзе, Москве и так далее. И как-то доверие.
Сейчас, к сожалению, его нет. Это самый большой ущерб, который в России современной.
Второе – были другие моральные нормы. Знаете, люди верили, доверяли. Допустим, если я приезжал сюда в командировку, мои друзья здесь директора заводов или просто друзья, они говорят – вот, мы уезжаем, вот ключи – идите, живите. Сейчас особо такого нету.
И, знаете, люди хорошо говорили, улыбались, как философ Сократ сказал – человека лечат три вещи. Первое – это слово. Любого больного лечит слово. Мы забыли такие вещи. Второе – это лекарство, он тогда говорил – травы. А третье – врач, хирург. Мы забыли о словах… Это вещи, которые я таким был, я таким и остался. Сейчас очень немножко менялся. Я вырос в больнице, знаете, у меня родители врачи, сразу скажу, отец был главврачом больницы, а мама врач. И мы жили в больнице.
И. ВОРОБЬЁВА – Сейчас как-то довольно странно звучит. Вы жили в больнице.
А. АБРАМЯН – Да, представляете, сейчас очень довольны, но поскольку отец был главврачом больницы, так нам дали большой… 4-5 комнаты, и мы там жили. 5 братьев и сестра отдельная комната. Мы жили в больнице.
Я всё время общался с больными и с врачами, и так далее. Человек лечится, когда попадает в больницу не за то, что какую национальность. Его там не спрашивают – какую тебе национальность? Во-вторых, ты хороший человек или плохой. Он больной. Его лечили. Я воспитался на этом духе. И так и сейчас отношусь.
Я отношусь к человеку… Мой успех, если взять – это культура, воспитание, которое я получил до 15 лет, я считаю, человек должен получать хорошее воспитание до 15 лет. А остальное – это всё технически, образование уже, более глубокое образование.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Удивительно, как, при том что вы выросли в больнице, у вас родители врачи, вы сами не решили стать врачом. Потому что обычно это целые династии.
А. АБРАМЯН – Знаете, что, вы правы. Родители очень хотели, чтобы кто-то из нас стал врачом. Я не был таким одарённым. Мои братья окончили с золотыми медалями, вся Армения знает. С золотой медалью окончила школу сестра. Но немножко тяжело. Они понимали – врач. Армяне вообще эмоциональны, им тяжело быть врачами, тем более у меня отец страдал от этого, рано умер, несчастный случай, скорая помощь попала в аварию. Мне было 6 лет, когда отец умер, старшему брату было 14 лет. И вот так шестеро детей.
И как-то особо не хотел никто. У нас у сестры муж – это наш брат, врач, сейчас главврач больницы. Так что…
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Нашли родственников, которые будут врачами. А как вы тогда выбирали свой путь? Это было какое-то осознанное решение, потому что я знаю, что вы начали работать с какого-то очень юного возраста вообще вопреки всем правилам и законам.
А. АБРАМЯН – А знаете, что? Я скажу. Мы особо хорошо не жили, потому что мама одна работала. Мать безумно любила отца. Она свою любовь отца и любовь к нам подарила неограниченную. Она подарила любовь, эта любовь не даст быть другими людьми. Мои братья более спокойные, они хорошо учились. Я вам говорил – я больше улицу любил, чем школу. И за то, что я мать люблю, за то, что я не хотел причинить боль, я, наверное, сошёл с пути. Знаете, это огромную действительно роль играло в моей жизни, что я стал нормальным человеком.
Мы жили в очень таких ограниченных условиях, а мне хотелось, всегда хотелось сделать что-то хорошее. Вообще очень много историй, что-то получать, что-то новое одевать, что-то показать себя. И ещё в 8 классе работал первый раз. До 8 я тоже постоянно дома работал. Но в 8 классе я работал 3 месяца в строительной компании, тогда государство дорогу строило. Я работал, как взрослый человек, мне было очень тяжело, даже было плохо, но, тем не менее, я работал, высокий такой, здоровый был, полные три месяца. И получил первые свои деньги.
И после этого у меня закончились. Я уже с 10 класса работал 4 года рабочим филармонии, рабочим сцены. Я после института уже…
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – А как вы выбирали вообще, куда идти учиться, при том, что вы, я так понимаю, учиться не особо любили, и как вообще вот это направление, потому что если смотреть на вашу биографию, довольно логично всё дальше развивается по восходящей.
А. АБРАМЯН – Знаете, как? Я вам скажу, действительно, куда я могу пойти учиться? Мама всё время переживала, мама меня безумно любила. Мама всех детей любит. Но всё время говорили – лишь бы мой Ара что-нибудь закончил. Не дай бог в армию заберут, не дай Бог что-то. Ты обязательно должен… Я так думал – где я могу учиться? Я смотрел, что я в районе жил в деревне, решил пойти в сельскохозяйственный институт, потому что там можно было поступать. Я хотел вообще быть врачом, я мечтал быть врачом и адвокатом. Я вообще гуманитарный человек.
Но и там, и там поступать с моими знаниями почти невозможно было. Сколько мать очень хотела… я решил пойти в Сельскохозяйственный институт. Почему? Потому что у меня была возможность работать в колхозе, я в 10 классе уехал в деревню, учился последние полгода, работал в колхозе и учился одновременно. Утром ходил в колхозе работал, а в 9 часов ходил в школу. И у меня было направление оттуда. Тогда это уже вне конкурса.
Я всё сделал, чтобы поступить, но у меня получилось чудо. Иногда, когда очень хочешь, веришь, чудо происходит. Я поступил в Сельскохозяйственный институт, и благополучно так финансово, и несмотря на моё образование, я очень не хочу вернуться в деревню до сих пор. И попал в такое союзное предприятие электронной промышленности СССР, объединение, там 7000 человек работал. Я попал туда в отдел труда и зарплаты. А потом быстро заметил директор, стал его помощником. Работал 2 года. И так дальше у меня получилось.
Когда работал помощником, я всё делал, чтобы показать себя. Я много читал. Я очень люблю много читать. И я всё делал, чтобы меня заметили. Другого выхода нету. Я всегда в те времена повторял: жизнью двигают две вещи – это власть и выгода. Выгода, знаете, это хорошее понятие. Вы хорошие, красивые девушки, мне очень выгодно с вами говорить. Или моя мама, мой брат, мне выгодно им помогать. Хорошее, позитивное слово.
А я чем мог бы быть выгодным? Знаете, честное слово, получил образование с трудом, закончил. И вот я так что-то пытался делать, чтобы быть выгодным. И думал всегда что-то нового, всегда думал, чем могу помочь. Я один раз генеральному директору говорю – знаете, вы едете в наш район. А можно я тоже поеду туда, покажу, что вот это и это. Он на меня смотрел, говорит – давай. И вот так начал в моей карьере 2-3 раза, и он говорит – слушай, стань моим помощником. И когда я стал помощником, я очень верой и правдой служил, всё делал. Я был его памятью, смотрел на будущее, что он хочет. Это было большой школой воспитания для меня. Я смотрел, что он хочет, что он хочет ещё делать, и впереди, когда, что он должен делать, я всё время был готов к этому.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Но получается, что у вас карьера шла очень логично, правильно, понятно. Вы были молодым, но одарённым, судя по всему. Потому что в таком возрасте занимать такие должности – это скорее исключение, нежели правило, согласитесь. И к 31 году вы становитесь замначальника Главка. А через год буквально в стране всё меняется. Как принимать решения в условиях этого, скажем так, форс-мажора, когда с одной стороны у вас было очень много, и было понятно, как это дальше может развиваться, и тут бац, в один день вы уже не понимаете, что дальше. Как тут принимались решения?
А. АБРАМЯН – Это было несчастье. Сразу скажу, распад Советского Союза – это было несчастье. Вы совершенно правильно говорите. Знаете, как будто было вчера. Я действительно очень переживал. Думал – господи, жизнь налаживалась, всё хорошо, машина, квартиру уже получил здесь в Москве. Всё хорошо. Окружение, друзья. Ещё у меня супруга – дочка моего друга. Мы очень давно дружили. Директор завода. Он был уже здесь большой человек, учёный, не знаю, начальник Главка и так далее, и так далее.
И. ВОРОБЬЁВА – Какие-то волшебные слова.
А. АБРАМЯН – И, вы знаете, как-то переживал. Ну, вот, что делать? Так случилось. Когда нам было плохо, всегда очень важно воспитание родителей. Мама нам, не знаю, всегда и до сих пор удивляемся, в простой женщине сколько мудрости в воспитании. Меня мама воспитывала, всегда говорила – сынок, всё пройдёт. И это пройдёт. Всегда жаловались, что этого нету, надежды нету. И нам давала надежду и веру, что всё пройдёт, в следующем году лучше будет. Сейчас и это будет. Всегда он говорил тогда, что никогда вчерашний день не должен вам мешать сегодня жить. То, что случилось, случилось. Вы должны исходить из тех условий, которые у нас сегодня есть. Вот, мы жили хорошо, когда отец был. Но сейчас отца нету. Мы должны пройти этот этап. Всё будет хорошо. Всё будет налаживаться.
Вот так распался и распался. Конечно, я бы хотел, я был достаточно уважаемый человек, я хорошо знал Москву, очень много друзей у нас здесь было. И закрыто у нас предприятие с допуском. Конечно, мы бы хотели, чтобы нам кто-то в чём-то проконсультировал, кто-то нам показал путь, куда мы идём. К сожалению, у нас ошибка за ошибкой, пока мы не нашли своё место. Я хотел сначала остаться в госструктуре. Министерство наше ликвидировали. Я в своём кабинете, кстати, до сих пор с 1988 года.
И. ВОРОБЬЁВА – А как так вышло?
А. АБРАМЯН – Вот, хотят меня всё время, просто чтобы я покинул. Я говорю – нет. Сегодня это министерство промышленности и торговли России.
И. ВОРОБЬЁВА – И вы там в кабинете?
А. АБРАМЯН – И я там. Не только я, но и мой коллектив. Я приглашаю в гости.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Так всё-таки какие решения вам приходилось принимать, после того как ваша налаженная жизнь оказалась уже не такой налаженной.
А. АБРАМЯН – Знаете, честно говоря, в какой-то момент я поверил, то, что в радио, телевидении говорят, что пришёл уже капитализм, уже работать не надо, буду лежать на диване, всё будет, деньги будут, счастливая жизнь. Оказалось, это совсем не так, конечно.
Я сколько был в электронной промышленности, я купил Воронежский конденсаторный завод.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Как вы легко говорите! Я пошёл и купил завод.
А. АБРАМЯН – Знаете, тогда ваучеры, возможности были, деньги были. И мы решили купить вместе с друзьями Воронежский конденсаторный завод. Это огромный завод. Там сколько-то тысяч человек работало в Воронеже. Это наши главки курировали, работали. И получилось так, что потом оказалось не то государство. Я ошибся. Совсем другое пришло. Просто готов взять – это совсем ещё ничего не означает.
Потому что вся электроника, что у нас была, оказалась не нужной никому. Закрыли наше министерство. Это тоже… я считаю это очень большой ошибкой предыдущих властей – закрыть такое министерство. Потому что мир идёт к электронике. Наоборот, его надо было развивать. Это был супернаучный производственный такой, знаете, центр. Очень важный. У нас была неплохая наука, неплохие заводы. И вот так получилось, что ошибся. А потом постепенно я перестраивался, адаптировался. К сожалению, знаете, я могу сказать, когда говорят "Советский Союз распался очень тихо, мирно”, сотни тысяч людей получали инфаркты, умирали, не жили, переживали, не нашли свои места. Мы не знали. К сожалению, нам в те времена не объяснили, что происходит, куда мы идём. Чёткого, ясного ориентира не было. И мы очень много страдали.
Страдали наши родители, наши друзья. Очень многие. Мы переживали за то, что взять, одним мигом закрывать министерство. Мы же понимали, что это нельзя делать, а мы ничего сделать не могли.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – И, тем не менее, на кого вы тогда ориентировались, принимая решение в то время?
А. АБРАМЯН – Знаете, тогда в 1993 году я думал, что я должен начинать с собственной идеи. Я думал, что всё, власть ушла, коллективизм – это хорошо, но его нету. Надо принимать решение самим. Надо начинать с нуля.
1993 год, февраль месяц. Я открыл свою компанию, потому что я год ещё работал в госсекторе, я был замначальником корпорации. Сейчас Ильюшин Сергей Васильевич, дай ему бог здоровья, до сих пор живой, и каждый месяц мы встречаемся. Тогда создал корпорацию. Вот, мы ходили год ещё. И потом понял, что я должен начинать что-то. Я должен что-то сделать, потому что я смотрел уже других, искал примеры и нашёл примеры, что да, надо сейчас своё дело начинать и надеяться только на себя. То, что было, то ушло.
Знаете, пришли другие люди. Пришли не более подготовленные люди, к сожалению. Я не знаю, я не хочу никого обидеть, не везде, но в основном. И я открыл компанию в 1993 году в феврале месяце "Согласие”, где я президент до сих пор, и… "Свобода”. Где "Свобода” – это супруга. "Согласие” – это я.
И. ВОРОБЬЁВА – А почему такие названия? Они как-то для бизнеса странно…
А. АБРАМЯН – Вы знаете, я эмоциональный. Я хотел быть врачом, адвокатом. Понимаете, почему? Потому что в те времена, мне кажется, что свобода была такая ценность в те времена. И должно быть согласие. Я очень компромиссный человек. Я не считаю, что есть в мире проблемы, которые нельзя решать. Если люди сидят, если общаются, есть диалог, любой вопрос решается. Я общался с множеством государственных руководителей. Такие сложные государства, как… сегодня нет в живых, Каддафи, да? Очень сложно там, Ливия. Лидер такой. Но у меня очень хорошие отношения с ним были.
Разные государства. Куда бы я ни ехал. Сейчас в воскресенье я прилетел из Африки. Зимбабве. Там самый старый президент. 90 лет. Идёт на выборы. Это самый старший президент в истории человечества, который идёт на выборы президента. В августе будет…
Тоже хорошие отношения. Знаете, "согласие” – мне нравится это слово. Согласиться, быть в мире. Потому что мама всегда говорила – знаете, там, где есть согласие и любовь, там Бог отправляет своих ангелов, привозит туда благополучие.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Давайте на этих словах сделаем небольшую паузу. Я напомню, что в программе "Разбор полёта” сегодня выступает Ара Абрамян, президент Союза армян России, посол доброй воли ЮНЕСКО, член Совета по межнациональным отношениям при президенте. После небольшого перерыва поговорим о том, каково это – принимать решение в свободе и в согласии.
И. ВОРОБЬЁВА – Продолжается программа "Разбор полёта”. У нас в гостях президент Союза армян России, посол доброй воли ЮНЕСКО, член совета по межнациональным отношениям при президенте Ара Абрамян. И мы закончили как раз на словах "согласие” и "свобода”. Прошу прощения, можно, вопрос у меня. А почему вы не приняли решение уехать? Ведь тогда многие уезжали в тот момент.
А. АБРАМЯН – Знаете, всё время у меня, я неплохо жил. Поверьте, после 10 класса я всегда хорошо жил. Я работал, хорошую зарплату получал рабочим сцены в филармонии. Я в начале программы вам сказал – мне очень тяжело было, самое тяжелое было решение принимать уйти из Армении. Сегодня я приехал сюда, нашёл свой дом. Это моя Родина была. Я не виноват, что я в своей Родине стал эмигрантом или как-то ещё. Тем не менее, очень тяжёлое решение это было.
Сейчас отсюда уехать куда-то я не хочу. Потому что мои друзья. Я русский человек стал. Я думаю по-русски.
И. ВОРОБЬЁВА – Но это сейчас. А тогда, когда ничего не было понятно, когда страна разваливалась.
А. АБРАМЯН – Тогда уже адаптировался. Знаете, я 3 года уже жил здесь. У меня окружение было очень хорошее. Очень много друзей. Очень много… я не мог этого сделать. И второе – чтобы уехать, надо знать, куда. У меня не было возможности, чтобы поехать туда, чтобы там прямо… у меня не было такого, чтобы 10 человек предложили что-то, а я отказался. Такого не было. Просто если уехать, я должен был просто купить билет и уехать. Я сперва выучил немножко русский язык, я решил там… я решил остаться здесь. Я не жалею, что остался здесь. Вообще я могу сказать – мы, армяне, все очень любим то государство, где мы живём. Это наша Родина. Мы за эту Родину трудимся, мы эту Родину готовы защищать, готовы строить, готовы участвовать по всем вопросам.
Так что я очень счастлив, что я не уехал. Мне хорошо, когда я месяц отдыхаю за рубежом, достаточно.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Если возвращаться к вашему решению заняться собственным делом, открыть какой-то бизнес, вы к этому решению пришли, увидев примеры со стороны, или как? Это было вынужденно.
А. АБРАМЯН – Знаете, что? Нет, это не было вынужденно. Я понял, что я остаюсь. Потому что я смотрю – уже люди могут больше тратить, чем я. А это меня немножко задевало. Говорю – как это так? Вроде всё было. Я смотрю – люди открывают свои дела, и они быстро начинают зарабатывать. И у них быстро начинает, понимаете? Уже иметь собственное дело, которое в размере с каждым днём увеличивается.
Я в октябре 1993 года уже принял решение открывать собственное дело, открыл две компании, чтобы, знаете, не остаться сзади, чтобы идти туда, куда в современных сегодня условиях, это достаточно долго я ждал. Я думаю, что должен был ещё раньше начинать. Я потерял этот завод, потому что в долгах всё. Все деньги, что у меня были, я вложил туда, в Воронежский завод. Знаете, директор слушает, он знает, что мы делали. Потом я всё это потерял, с ноля начал. Это отдельная история. Знаете, мама с детства говорила – сынок, ты можешь. Я тебе помогу. Мать. Хорошие слова говорит – "ты можешь”. Начиная сначала. Ничего страшного, что ты потерял всё это.
Я начал сначала, и всё у меня получилось. Я быстро решил, чем заниматься. Тогда алмазный бизнес. У меня брат был директором самого крупного алмазного завода в Армении, генеральный директор.
И. ВОРОБЬЁВА – Это довольно просто решить, чем заниматься в таком случае.
А. АБРАМЯН – Там поскольку экспорт, консультанты нужны. Очень важно знать, вовремя правильно направлять. Очень важно человеку помогать. Иногда мы думаем, что людям только деньги нужны. Нет. Людям нужны советы, людям нужна надежда, чтобы хорошие слова сказать. Просто сказать, что вы можете. Вы достойны, вы умные, вы можете. А люди тогда они сами могут. Так и у меня.
Я начал с завода, и всё.
И. ВОРОБЬЁВА – Все у вас так получается как-то оно идёт и идёт, и вы как-то всё это рассказываете. У меня, знаете, такой вопрос. Вот, вы когда говорили про больницу в самом начале о том, что когда туда поступает пациент, всё равно, какой он национальности. Его всё равно будут лечить. Это нормально, это во всех странах, это правильно и так далее. Когда вы принимаете решение в бизнесе, ведь наверняка есть национальные вопросы, где вы говорите – нет, всё, вот тут…
А. АБРАМЯН – Нет, я с вами не согласен. Я могу сказать. Мне иногда мои коллеги, не знаю, тоже мои земляки армяне обижаются, когда я говорю – вот, азербайджанцы или турки – это наши враги. Это наши соседние государства. У нас с ними есть проблемы, которые мы должны решать путём диалога и мира. Политические решения мы должны отдавать. У нас другой дороги нет. Я всегда так говорю. Знаете, действительно, вот супруга виновата, что у неё отец армянин или мама русская? Я мог бы в Армении жить. А она жила в Армении, у меня супруга. Дело в том, что нет межнациональной. Вот, почему Советский Союз воспитывал?
Я стал советским гражданином. Знаете, очень важно общение диалога, дружба. Вот, слово "дружба” у нас заменили "толерантность”. Я даже не знаю. Я долго искал, что это такое, что это означает. Поэтому я узнал, что это означает, это же, как Мимино – "даже стыдно мне говорить”. Что за терпимость?
И. ВОРОБЬЁВА – Ну, да. Была же дружба народов.
А. АБРАМЯН – Дружба. А дружба – это есть любовь, богатство и вера. Любовь – это самая большая сила. Когда ты любишь, уважаешь человека, тебе найдут место, тебя все будут любить. Это может быть, знаете, я так всегда в жизни иду, я с кем-то общаюсь, вот, с вами, я пытаюсь найти хорошие качества, которые у вас есть, и дружить с этим хорошим качеством. Конечно, у каждого есть недостатки. Если мы будем начинать замечать недостатки, мы родного сына возненавидим. А я начинаю замечать только хорошие качества, начинаю дружить. Если от этой дружбы я что-то могу менять человека. Если нет – я смотрю, абсолютно национальность никакого отношения не имеет. Мои партнёры разной национальности. Не армян у меня 99% работает. Знаете, что? Все работают. И армяне, и русские. Не за то, что они работают, что они армяне. Они работают, потому что они профессиональные люди. Я же знаю, что такое профессиональный человек.
Если другие не знают, я это знаю. Сегодня у нас не хватает профессиональных людей. По понятию назначать должности или руководить – это в долгосрочном понимании добром не закончится, для бизнеса я имею в виду. Так что не знаю. Вот, я считаю, что…
И. ВОРОБЬЁВА – Если говорить в целом, то есть хорошо, у вас ваша структура, где люди живут по вашим правилам, у вас такое понимание проблемы, но если взять вообще вопрос межнациональных отношений, это довольно болезненная тема. Как быть в ситуациях, когда видимого решения нет? Как тут что-то решать?
А. АБРАМЯН – Знаете, что? Я с вами немножко не согласен. Я уже сказал, буду повторять – нет вопросов, у которых бы не было решения. Должно быть желание сидеть и начинать с диалога решать.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – А если нет желания?
А. АБРАМЯН – Надо создать условия. Знаете, не может быть какая-то национальность быть виновной. Мы все одинаковы. Где-то больше, где-то меньше. У какого-то народа это процентное соотношение немножко больше, у какого-то нет. Но они все одинаковы, они все хотят дружбы, мира, согласия, добра. Нам надо знаете, что? Создать именно примеры работы в Советском Союзе. Я вам сказал… это пример… пионер… потом Комсомол, партия так далее. Армия воспитательная. Комсомольские лагеря, пионерлагеря. Это всё были места, в которых воспитывались. Двор – это было место, где мы воспитывались. К сожалению, и двора нету, и всего остального тоже нету. Человек ушёл, а нового ничего не создали. И 20 лет, выросло два поколения примерно, которые… 23 года… вот за это время выросло два поколения, которые не знают всей этой ценности.
В школе уже стали так думать. Ты армянин, смотри, чтоб тебя не били. Или телевизор включаешь, говорят – такого-то в метро убили в центре города за то, что у него волосы чёрные и так далее. Вот такие вещи происходят. Это не делает… не объединяющий.
Второе – что такое русская культура? Это объединились все культуры, стала всемогущая русская культура, величина. Правильно? Мы общались, и эта культура стала величиной. Сегодня у нас идёт обратный процесс. Мы пытаемся не показать эту большую русскую культуру, чтобы нас тянуло туда. Вот видите, я в начале программы сказал – меня тянуло Москва, слово Москва, Советский Союз. И меня этот соблазн заставил принять такое решение.
Сегодня нет соблазна, чтобы принимать решение, чтобы тянуться до федералов. Мы обесцениваем, понимаете, всё обесцениваем – понятие Родины, гражданина. Понятие дружбы. Мы должны какие-то примеры создать. Где мы можем? Двора нету. Пионеров нет, октябрят нет, пионерлагерей нету. Армия стала знаете, какой. Дай бог, чтобы армия… я не хочу никому ничего сказать, но она должна быть… в армии политзанятия. Более воспитательную работу вели, чем сегодняшняя армия.
Потому что в сегодняшней по сути Советский Союз остался. Потому что большой Советский Союз ушёл, маленький Советский Союз остался. Мы должны вот такие примеры. Нам нужны герои. Почему не делают, допустим, почётный работник…
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Сделали звание "Герой труда”, вернули. Потом, делали проект "Имя России”. Там тоже нашли героев. Разных, причём. Смотрите, хорошо, тогда скажите мне вот, что. Вот получается 20 лет вашей компании, да?
А. АБРАМЯН – Да, 20 лет.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Бизнес, бизнес, бизнес, бизнес. А у вас никогда не было выбора или принять решение, никогда не думали заняться политикой? Потому что в принципе с такими взглядами можно вполне идти в политику, особенно начиная с нулевых годов, патриотическое воспитание, и прочее, прочее – это востребовано. Никогда не думали про политику?
А. АБРАМЯН – Знаете, тот урок, который я помню, что в 1988 году когда приехал из одного места в другое, мне совсем плохо было адаптироваться и так далее. И я счастлив на своём месте. Я счастлив тем, что у меня есть. Поверьте мне. Я не знаю, политиком я буду счастлив или нет.
В политике тоже не так просто. Второе – я знаю это дело. Я очень хороший менеджер, организатор. Я человек, который готов помогать возможностями. Я свободный человек. Я могу помогать, кому хочу. А когда я занимаю должность, тем более – политическую. Это уже немножко по-другому. Я очень гуманный человек. Я не хочу работать… я именно бизнес, зарабатывать деньги, отдать на общественные дела, отдать людям помогать. Вот это важно.
Важно, чтобы наш бизнес сегодня… чтобы они понимали, они должны участвовать в строительстве российского государства, они должны помогать нуждающимся людям. Это очень важно. Они должны что-то сделать… Я это делаю 20 лет, потому что…
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Ара Аршавирович, смотрите, люди, крупный бизнес – он так или иначе, конечно, участвует в строительстве российского государства, но с разными результатами, потому что если вспомнить пример Михаила Ходорковского, который и образовательные программы делал, у него были и программы компьютеризации школы, и вообще именно то, о чём вы говорите, чтобы воспитать молодёжь, он делал очень много.
И что в итоге получилось? Поэтому бизнесу посылаются разные сигналы. И не знаю, все ли думают так же, как и вы.
А. АБРАМЯН – А я могу одно сказать. Знаете, что? Мы должны… мы не можем исходить из отдельных примеров. Я общаюсь с очень многими государствами, у нас всемирный армянский конгресс есть, в 72 странах мира есть филиалы. Я часто бываю за рубежом, со всеми общаюсь. Я посол доброй воли, вы сказали, ЮНЕСКО, я в нескольких международных организациях, в которых я там веду свою работу.
И то или иное… я постоянно общаюсь с бизнесменами. Я видел примерно из 5 государств председателей деловых советов – Франция, Корея, Бразилия, Аргентина, Ливия. Со всеми советовались, со всеми разговаривали. Луи Швейцер, это президент "Рено”. Мой коллега, я был с российской стороны представитель делового совета, а он с французской стороны. Я когда его спрашивал, он говорит – знаете, что? Примерно 10-15% своих доходов я отдаю на благотворительность. Плюс ещё компания от доходов даёт. И они этим гордятся.
Если посмотреть ООН, 7 мультимиллиардеров, которые есть, они все там. ЮНЕСКО – это как раз культура, образование, наука. Там постоянно присутствует. У них возможности, огромный фонд, внебюджетный фонд. Они большие деньги дают. У нас молодое государство. Мы можем хороший пример взять. Я не знаю, я не юрист, не прокурор, по этому поводу, по Ходорковскому, вы сказали, да? Очень жаль, что у нас есть такие примеры.
Но мы должны… это не означает, что мы не должны идти вперёд, что мы должны стоять и сказать – ой, плохо, плохо. Ничего подобного. Мы должны двигаться вперёд, и всё будет хорошо.
Знаете, иногда хорошее слово помогает людям найти своё место. Просто по плечу сказать – ты молодец, ты сможешь, у тебя всё получится. Это тоже дорого стоит.
И. ВОРОБЬЁВА – Смотрите, вот, вы говорите, что вы идёте туда, где вам будет хорошо. То есть туда, где вы не знаете, будет хорошо или нет, вы туда не пойдёте. Меня интересует бизнес в России как некое сообщество. Вот, армяне дружный народ. А бизнесмены в России – это тоже дружное некое сообщество, или как волки – одного загнали туда, ну и ладно, хорошо, минус 1.
А. АБРАМЯН – Знаете, мне неудобно, я бизнесмен, чтоб о своих коллегах говорить плохо или что-то. Я могу сказать – армяне действительно дружный народ, в Союзе армян России 640 городов имеют филиалы. Мы все дружны. Мы 1-2-3 вопроса единомышленники. Это Родина, это армянский язык, вера, эти наши несколько вопросов. В остальном мы разные. Мы не заставляем, чтобы все были одинаковые. У нас не пионерская организация. А в бизнесе так не получается.
В общественных организациях это легко немножко. В бизнесе каждый волен себе. Знаете, когда речь идёт о деньгах, о выгоде, соблазн очень большой. И очень ещё конкуренция. У нас, почему я говорю, культура бизнеса, у нас ещё немножко я не могу сказать в достаточно хорошем уровне. Как культура судей. У нас, к сожалению, в судах вы знаете, что творится. Это просто беда.
Все они связаны. Сегодня взять только одних бизнесменов и обвинять – ничего подобного. Это надо обвинять всех. Мы все виноваты.
Но сегодня в такой ситуации мы должны… если мы можем что-то менять, что-то сделать своим примером и со своими коллегами и так далее, давайте, мы меняем, и очень много меняется. Сегодня очень много вопросов решено. И можно сказать, ну, сравнивать это. Даже заметно лучше.
И. ВОРОБЬЁВА – А вот по поводу культуры благотворительности, да, вы рассказывали про то, что Рено отдаёт 10-15% на благотворительность – и он, и его компания.
В России, мне кажется, не все компании далеко так способны поступать. Это скорее какой-то, знаете, вот, если вы не занимаетесь благотворительностью, это как-то неудобно. И в конце концов придёт какой-нибудь государственный чиновник и скажет – слушай, вот здесь у нас будет олимпиада, универсиада, не знаю, летний лагерь, не знаю, что-то ещё, ты здесь пожалуйста поучаствуй из-под палки. Так у нас всё происходит или нет? Или всё-таки благотворительность как-то в бизнесе…
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Это такое искреннее решение каждого.
И. ВОРОБЬЁВА – Да, культура.
А. АБРАМЯН – Знаете, что? И такое имеет место то, что вы говорите. Я не могу сказать нет. Но есть очень много искренних людей. Я не хочу отдельных примеров или десять таких случаев. Мы очень хороший народ.
К сожалению, мы сами себя обесценивали. Это очень большая неправильность. И то, что я сказал, моральные нормы, да? Мы себя обесценивали. Мы обесценивали государственность. Раньше мы были государственники. Государство, слово, просто, знаете, величина. Сегодня государственные интересы мы забыли, забыли Родину. Это тоже очень важно. Мы даже не представляем нашу страну. Мы не можем постоянно ругать эту страну. Мы не должны ругать, мы должны сделать. Мы не понимаем.
Очень многие люди не понимают. Я не говорю, что не надо критиковать. Обязательно надо критиковать и сказать. Но сказать для того, чтобы что-то исправить, чтобы что-то сделать более лучше, что-то изменить к лучшему. А мы всё время обвиняем или что-то говорим, а мы сами какие? Кто взятку даёт? Тот же бизнесмен в суде. Они берут.
Вот, когда обвиняем того, надо и тот, и другой тоже говорить. Она правильной должна быть. Знаете, я всегда говорил – вот, закон – вопрос №1, который для всех должен быть, вот, как везде. Если закон будет действовать, не будет, знаете, друг, сват, враг, тогда по-другому будет. Мы все должны понимать, что мы граждане этого государства. Неважно, какой национальности.
Вот, Шарль Азнавур, француз.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Француз.
А. АБРАМЯН – Вот, видите, вы говорите француз.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – А он сам говорил, что француз.
А. АБРАМЯН – Он выступает, говорит – я француз. И всё. Когда приезжает армянское сообщество, наше мероприятие, говорит – я армянин. У меня армянская вера. Говорит по-армянски. То есть потому что он гражданин Франции, он француз. Вот, у нас должна быть такая нация. Вот, американские армяне в 1990-е годы – я армянин или я американец. Потому что если сказал "я армянин”, тут же сказали бы – а что ты везёшь?
Так что очень важно, чтоб мы сказали, чтоб мы… у нас же принимают… вот, я говорю, меня принимают за рубежом, я как минимум 5 месяцев за рубежом бываю, как русского человека. Мне задают вопрос как русскому человеку. И мы должны за это отвечать. Мы несём ответственность. Мы должны имидж страны, имидж Родины уважать. Или имидж президента страны, потому что наш президент… Все начинают так говорить, как будто, я не знаю… презиент, вот, Америка, я часто… у нас там много очень отделений, полтора миллиона армян живёт, и очень хорошо знают. Президент Обама, я встречался со всеми, дружу очень много. Знаете, там не зато, что все они Обаму любят прямо. Нет. Это президент, это должность. И нашего президента должны уважать. Не обязательно любить, но уважать мы должны.
Мы должны не говорить так между прочим. А то такие люди говорят, которые ничего не стоят. Мне кажется…
И. ВОРОБЬЁВА – Хорошо. А откуда тогда этот сигнал должен в первую очередь идти? На то, чтобы была некая культура общения, на то, чтобы была некая культура в бизнесе. И так далее. Надо, чтобы было уважение к президенту. А у президента уважение к народу, да? Откуда в первую очередь сигнал должен идти. Вот, отсюда, от нас с вами? Или оттуда, от них?
А. АБРАМЯН – Знаете, я одно могу сказать – потеряна система управления именно вот этих моральных общественных культурных вопросов. Раньше я вам сказал – у нас было много объединяющих вопросов. Банк строят, да? Объединяло нас. Державность. Не важно, это хорошо-плохо, но нас объединяло – пойдем, построим банк. Там много, целина и так далее. То, что было.
Каждый имел свои истории, своих героев. Сегодня этого нету. Понимаете, нет примеров. Мы должны создать и собираться сказать. Потому что сегодня без властей инициатива снизу так у нас устроена, я занимаюсь этим вопросом, снизу наверх не пойдёт. Она должна сверху вниз. А низ, мы, будем приветствовать. Когда что-то говорят, когда что-то делают, знаете, мы приветствуем. Когда я в Кремле видел, вот, совет идёт, президент сидит. Я приезжаю, собираю в наших всех отделениях и рассказываю, что сказал президент, как нам надо меняться. Я иду в каждую губернию, собираю разных национальностей, потому что я представляю всю Россию в этом вопросе. Я всем говорю от имени нашего совета, что надо менять, что надо делать.
Вот, уже идёт вперёд, намного вперёд мы сдвинулись по межнациональным. Сейчас нам нужно диалог вместе провести время. А то мы, армяне отдельно проводим, ингуши отдельно, грузины отдельно, другие отдельно, да? Это не дело.
Вот, я приглашаю тоже вас. Допустим, 4 ноября мы едем. Я уже 10 лет провожу эту программу. Вот, в Кремлёвском дворце будет. Мы проводим конкурсы. Это всеобъединяющий. Державность. Это очень важный вопрос, это очень важный.
Тогда у нас будет завтрашний день предсказуем. Тогда будет меняться. Я думаю, что наше участие тоже очень важно.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Скажите, а если возвращаться всё-таки к решениям, которые вы принимали в своей жизни, когда вам было проще принимать решения – в советское время, в 1990-е, или в 2000-е, или в 2010-е?
А. АБРАМЯН – Знаете, я сейчас скажу так. В Советском Союзе было тяжело принимать решения, потому что немножко было ограничено. Особо тебе бы не дали принимать решения. Мне сказали – есть, сэр. Начальник всегда был прав. Там немножко тяжеловато принимать решения, тем более взять на себя такую ответственность, потому что особо такого не было, несмотря на то, что в последнее время можно было уже что угодно делать. В горбачёвский период.
Знаете, сейчас для принятия решений больше возможностей есть. Я принимаю решения, смотря что. Если гуманная часть – это гуманная. Это человек от сердца сказал, очень близко. Сердце сказало "помогай” – я помогаю, сказало "отдавай” – я тут же отдаю. Не капризничаю.
Понимаете, если бизнес, я собираю экспертов. Это тоже беда нашего государства. Я-то знаю, как это принималось решение, я-то работал в то время. Понимаете, сегодня какой-то начальник может один принимать решение. Я это не принимаю. Даже наша общественная организация даже маленькие вопросы… мы несколько раз собираемся всем коллективом, эксперты, профессионально знающих людей, и спрашиваем, каждый спрашивает, как они думают.
Я даже если объединю их решения, то, что они сказали, их место сделаю единый пакет, я уже как лидер себе показываю, даже если ничего не могу придумать, если ничего не могу добавить, я принимаю вот такое… сначала всех слушаю, а потом принимаю решение.
Это очень важно – принимать решения. Пусть оно будет ошибочно. Но ты принимаешь решение. Сомневаться – это самое страшное, что есть. Я вот, что бы желал всем. Чтоб не сомневались в своих силах. Бог нам дал судьбу. И вместе с тем дал две вещи нам – право выбирать судьбу и право менять судьбу. Я сегодня хотел быть врачом, завтра хочу быть бизнесменом. Правда, я должен соответствующие вещи делать – меняться. Мы должны меняться. Мы должны себе простить и меняться.
99% людей сами себе вредят, чем другие.
И. ВОРОБЬЁВА – Не осталось времени на последний вопрос.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР – Может быть, очень коротко. Традиционный последний вопрос – над каким решением вы сомневаетесь сейчас?
А. АБРАМЯН – Я сейчас в восторге, как вы хорошо час прошёл, я даже не чувствовал. И мы не успели об очень многих вопросах говорить и сказать. Я ни о чём не жалею. Я со всеми соглашаюсь и очень счастлив, что такой. Я оптимист. Я знаю, что улыбка – это тоже часть здоровья. А здоровье – это самое важное. Здоровье – всё, остальное – ничто.
И. ВОРОБЬЁВА – На такой позитивной прекрасной ноте мы заканчиваем программу "Разбор полёта”. Спасибо большое. Благодарим нашего гостя. Это президент Союза армян России, посол доброй воли ЮНЕСКО, член совета по межнациональным отношениям при президенте России Ара Абрамян. Спасибо огромное.
А. АБРАМЯН – Спасибо огромное вам.
-------------------------------------------------------

Комментарии читателей:

Липарит, on 09.07.2013 at 15:14 said:
Ну и что нам ждать от такого руководителя САР?

Аноним, on 09.07.2013 at 16:23 said:
Боже мой, какооооооой позор. И этого лидера армян России слушали миллионы радиослушателей по всему государству ……какой стыд и позор!!!!!!!!!. Рассуждает как обычный босяк. У него отсутствует аппарат мышления.
Был у меня один друг Аветик, и он про таких говорил – хиярэ…

Галина, on 09.07.2013 at 18:22 said:
Обалдеть! Имея такое дикое честолюбие и русскую жену, не выучить русский за 25 лет! И ещё "Я русский человек стал”. ???? А считают ли сами русские тебя своим? И про благотворительность ложь: только вчера Гоар Рштуни писала, как она выбивала деньги для "Литературной Армении.Стыдно!

Аноним, on 09.07.2013 at 20:51 said:
Ара Абрамян враг армян России. Он только оказывает "медвежью услугу” армянам в России. Действительно позор и срам. По нему будут судить об армянах России. САР – это сплошной блеф и подстава армян России.

aszakaryan, on 09.07.2013 at 21:01 said:
се ля ви, Господа!

АРТЕМ, on 09.07.2013 at 21:23 said:
!!!!!!!!!

АРТЕМ, on 09.07.2013 at 21:24 said:
Мда! No comments

varzhapet, on 09.07.2013 at 21:28 said:
Злые вы все! Уйду от вас! :) Нет, серьезно, друзья, чего ополчились на моего соседа? Живой разговор ведь; не заумный, не лживый. И говорит он по части, по крайней мере, детства своего – чистую правду. Уж поверьте очевидца. Что до его знания русского – с какого перепугу плохое знание языка должен стать позором для хорошего человека? Почему себя опозоренным не считает та огромная армяномасса, которая не владеет родным языком, и, живучи столько лет в той же Москве, тупо не хочет воспользоваться предоставленной тем же Абрамяном возможностью выучить язык предков совершенно бесплатно? Чье поведение позорнее-то? За кого стыдиться-то стоит?
Я не знаю: Абрамян – в понимании той системы ценностей, которой исповедую я – далеко не ангел. Но он – живой человек. Чиновничья карьера его испортить не успела. Он не продвигался благодаря стукачеству и выполнении подлых заказов. Где его сопутствовало везение, где – его непосредственность и простота сельского жителя. Качества, которые в среде "умертвенных душ” городской публики – всегда были ценой золота.
Да и в САР-е как я понимаю, после ухода из жизни Халатяна, Ара Аршавирович один остался с знанием Армении и её общества. Может, судя по духу данного обсуждения эти мои слова и раздражают вас, но знание Армении и её общественного уклада, уважение этого уклада, боль, а не злорадство за него являются основой армянской идентичности. Остальным всем пользуются наши недруги и под видом разных намерений и в форме разных структур – вкалывают в наш организм бациллу ассимиляции.
Я думаю, о другом нам больше беспокоиться надо: Уйдет Абрамян. А он уйдет скоро, я так думаю. Иначе, его "уйдут” те, которые поднялись на нем, молились на него, но сегодня уже возомнили из себя или вот-вот возомнут басенных слонов, на деле далеко не будучи таковыми. Кто придет? Безупречно говорящий по-русски, но не имеющий ничего армянского за душой? Считающий позором для армянина незнание русского, а не армянского?
Уверяю вас, друзья, если бы Абрамян имел привычку читать Юсисапайл, прочитал бы эту запись и узнал бы кто скрывается за моим ником – он бы очень удивился. Но дело не во мне и не в Абрамяне. И я это всё не писал исходя от честолюбия малишкинца, а имея представление о составе претендующей на ведущую роль в общинной жизни армян России горе-элиты. Поверьте, против этой антиармянской массы – фигура Абрамяна выглядит весьма достойно и предотвращает множество злонамерений.

aszakaryan, on 09.07.2013 at 21:36 said:
… мудреца спросили- могут ли сменить премьер-министра Армении?
Мудрец ответил- могут, если и как только найдется кандидатура хуже…

Прохожий, on 09.07.2013 at 22:43 said:
Спасибо Абрамяну,что мы имеем такую мертвую организацию как С А Р. Это же позорище!

admin, on 09.07.2013 at 23:14 said:
Уважаемые друзья, материал этот дан вовсе не с целью опорочить президента САРа, особенно с точки зрения владения русским языком. При всей критике в отношении возглавляемой им армянской структуры, из этой радиобеседы отчетливо вырисовывается образ неординарного человека; есть в нем сильный и правильный стержень, да и взвалил на себя немалые и даже очень большие заботы о своей нации. Несмотря на сложности с используемым языком, в этом сюжете он говорит очень важные вещи – насчет диалога, договороспособности и согласия. Это.человек с интуитивно-встроенной мудростью.и на это нельзя не обратить внимание. Ара Абрамян в состоянии изложить то же самое и на армянском языке – смогут ли тоже самое сделать многие его критики?

Источник: московский "Юсисапайл"