Развитие событий в августе 2008 года и в последующий период показало, что в Грузии открыто и напрямую схлестнулись стратегические интересы Запада (США) и России. По сути, уже все понимают, что этноконфликты и кремлёвская версия "принуждения к миру" явились лишь дежурным предлогом, лишь спусковым механизмом для возобновления на новом этапе глобальной битвы за доминирование в регионе Южного Кавказа и всего постсоветского пространства. Грузия, хотя и стала пробной тестовой мишенью и испытательным полигоном нового "великодержавного" курса Москвы, тем не менее, выбор именно её в качестве жертвы был не случаен. Именно этой стране выпала миссия быть пионером "оранжевой революции" на постсоветском пространстве, одним из учредителей ГУАМ и основным рассадником "западной моды" в СНГ. Кроме того, Грузия превращалась в главный форпост США в регионе и стремительно интегрировалась в НАТО. Стоит также вспомнить, что официальный Тбилиси нанес на том этапе ряд чувствительных обид Москве: вытеснил российские военные базы, активно разоблачал Кремль и его агентов в Грузии, грозился блокировать вступление РФ в ВТО и т.д. На рост коллизий между странами безусловно наложились и откровенно неприязненные отношения между лидерами (вспомним эпитет "лилипутин" и ответный выпад "бобик").

Тем не менее, основная причина "наказующей акции" была, конечно же, в другом: за последние годы неимоверно возросла геостратегическая значимость и альтернативная (по отношению к России) транзитная роль Грузии. Действующие трубопроводы (БТС, БТД, БТЭ) и новые проекты (железная дорога БТК, транскаспийский газопровод, NABUСCO и т.д.) постепенно превращали Грузию в главный транспортно-коммуникационный и энергетический коридор ("дорогу жизни") между Западом и Востоком, оставляя "вне игры" и объективно содействуя все большему выдавливанию России из важного каспийского региона. Отметим также, что в силу целого ряда факторов (география, территория, население, экономический и военный потенциал, специфика этноконфликтов, присутствие российских миротворцев и т.д.) Грузия являлась самым уязвимым звеном в прозападной когорте постсоветских стран. Безусловно, была и более амбициозная мотивация. Агрессией в Грузии Кремль решал не только геостратегические, энергетические и прочие политические задачи, не только стремился воплотить на практике свои новозаявленные внешнеполитические приоритеты, но, по сути, тестировал западный мир, постсоветское пространство и всё международное сообщество на степень сопротивляемости нарастающим неоимперским устремлениям нового великодержавного курса Москвы. К слову сказать, почти на каждом историческом этапе апробацию очередного великодержавного экспансионистского курса Москва начинала с войн на Кавказе. Этой странной привычке, судя по всему, она остаётся верна и по сей день.

Упорно отстаиваемая Кремлем версия о спонтанном и адекватном ответе России на агрессивные действия Грузии не выдерживает критики. Весь ход событий показывает, что это была осознанная и запланированная акция. И до, и после событий в Грузии поведение и риторика Кремля демонстрировали качественную трансформацию внутриполитического и внешнеполитического курса страны. Симптомы намечающихся перемен уже содержались в знаменитой Мюнхенской речи Путина. Затем они неоднократно озвучивались после и, в частности, в контексте "косовского прецедента". Далее, они нашли воплощение в новой (медведевской) концепции внешнеполитических приоритетов России. О явной экспансионизации тогдашнего курса этой страны свидетельствовали и процессы стремительного свертывания демократии, плюрализма, конкуренции, свободы и возвращение к практике пропагандистского зомбирования сознания граждан внутри самой России. Об опасных тенденциях говорили и намерения тандема Кремль-Газпром монополизировать все газовые ресурсы постсоветского региона и приступить к политике активного "энергетического шантажа". На возможность подобной метаморфозы указывал и рост раздражения Москвы по поводу процессов расширения НАТО, базирования системы ПРО, прозападной интеграции ряда стран СНГ.

О стремлении России позиционировать себя в новом качестве свидетельствовало и развитие "постгрузинских" событий: упрямство Москвы в наращивании атрибутов суверенитета "банановых образований" Абхазии и Южной Осетии, саботирование выполнения плана Саркози-Медведева, предупреждения Молдове и Азербайджану, имеющих собственные сепаратистские проблемы, давление на все постсоветские страны, с требованием прогнуться перед имперским натиском Кремля, усиление энергетического прессинга, элементы демарша в отношении Запада, нагнетание великодержавной пропаганды и т.д. Всё это указывало на качественные перемены в курсе Кремля и служило основанием для более масштабного подхода к оценке событий в Грузии.

События в Грузии показали, что сегодняшняя Россия раздираема двумя потоками несовместимых устремлений: она хочет, чтобы её боялись и слушались и, в то же время, жаждет доверия и уважения; не желает явной конфронтации с Западом и, вместе с тем, притязает на роль главного оппонента США; стремится выглядеть цивилизованным, мирным, правовым партнером, но, одновременно, вынашивает экспансионистские планы и действует как "слон в посудной лавке" и т.д. Поэтому политически она столь непредсказуема и тревога по поводу новых угроз с её стороны все ещё обоснованна.

Конечно, нельзя исключать полностью элементов импровизации и даже спонтанности в ходе антигрузинской кампании Кремля. Нельзя также сбрасывать со счетов и провоцирующие действия самой Грузии. Но сводить события августа 2008 года к акции наказания "выпендривающейся Грузии" (хотя этот эмоциональный мотив, конечно же, присутствовал) вряд ли оправдано. В более глобальном и серьёзном контексте в Грузии имело место попытка осознанного возвращения России к политике грубого шантажа и навязывания своей имперской воли. Насколько это было оправдано, эффективно и перспективно - это уже другой вопрос, который Кремль в горячке очень часто забывает.

Грузия, конечно же, угодила, в заведомо расставленные сети: проявив беспечность и переоценив мощь Запада, она допустила ряд ошибок. Но в принципе Грузия имела мало шансов избежать в полной мере подобной ловушки. Если Москва осознанно пошла на риск конфронтации с международным сообществом, то наивно было бы полагать, что она не просчитала для себя все потери и приобретения от этой акции. Запланированным контрблицкригом в Грузии Москва добилась желаемой возможности поторговаться с западными странами, организациями и компаниями с позиции силы. Поскольку фактом агрессии Кремль заведомо поднял очень высоко и планку собственного риска, и планку "откупных" требований, то можно было не сомневаться, что Москва будет торговаться долго и жестко, с тем, чтобы склонить Запад на приемлемый раздел сфер влияния и на признание активной роли России в постсоветском регионе.

Этот продолжающийся закулисный политический торг, конечно же, не замыкается на Грузии. Москва уже добилась того, что актуализировала и обозначила весь круг вопросов в российско-западных отношениях (членство в "восьмерке", вступление в ВТО, отношения НАТО-Россия и ЕС-Россия, "перезагрузка" с США, система ПРО, проблема Ирана, перспективы постсоветского пространства, энергетические козыри и пр.). Безусловно, и у Запада, и у России есть, что выставить на "аукцион". Другое дело, что время всё же работает не на Россию: Запад постепенно и твердо перехватывает инициативу. В ситуации роста системной активности Запада по всем направлениям возможности для успешного политического торга будут постепенно сужаться для Кремля.