АРМИНФОЦЕНТР: В тот вечер на пушкинском концерте Гаянэ Джаникян горели свечи, и зрители говорили потом, что видели вокруг них какой-то необычный ореол. В другой раз при сходных обстоятельствах особо тонкие натуры ощутили запах роз, и некоторых он сопровождал еще дня три. — Это — чудо! Это — знак! — восклицали зрители.

На мой вопрос Гаянэ об этих знаках и чудесах она ответит, что существование тонкого мира и его проявленность в нашем, вещном, для нее несомненны, но стоит ли на это отвлекаться? Разве не большее чудо тот великий дух, присутствие которого ощущает каждый, хотя бы только прикоснувшийся к пушкинскому творчеству? И не величайший ли знак, когда и столетия спустя люди собираются вместе, чтобы почтить поэта и погрузиться в энергетический поток его стихов?

Свою нынешнюю пушкинскую программу солистка «Классик-концерта» Ростовской областной филармонии Гаянэ Джаникян, ее концертмейстер Юлиан Селицкий и ведущий вечера Александр Селицкий назначили на 14 июня и назвали «Мелодия пушкинской строки». В ней и популярные произведения композиторов XIX века, и не столь известные, но не менее интересные сочинения творцов века XX: Рахманинова, Скрябина, Прокофьева, Шапорина.

— Чем ближе к современности, тем больше некоторые произведения, включенные в этот концерт, похожи на импрессионистское погружение в Пушкина, — характеризует особенность их стиля Гаянэ Джаникян.

Слово «погружение» я услышу от нее еще не раз. Ведь подготовка программы — это для нее погружение в стихию пушкинских строк и музыки, услышанной в них композиторами. Погружение долгое, глубокое — до тех пор, пока эти сочинения не станут словно частью ее самой. Идеал зрительского восприятия — тоже погружение, такое, когда исчезаютвсе пространственно-временные преграды, и нет больше расстояний, разделяющих нас, нынешних, и Пушкина.

Я спросила Гаянэ Джаникян, когда и как вошел впервые в ее жизнь Пушкин?

— В детстве, конечно, через сказку: ею он открыл окно в пространство, где я могла фантазировать. У меня всегда было ощущение: если бы остаться в пространстве его сказки, можно было бы самой много чего еще чудесного увидеть — того, что видел и преображал в стихотворные строки Пушкин.

Для меня Пушкин не только поэт, но и мистик, пророк. Можно однажды открыть томик его стихов, прочесть что-то — пушкинский образ оживет в тебе, наполнит энергией. Спустя время она затухнет, конечно, ведь в человеке все образы со временем затухают, но вернешьсякогда-нибудь к этим строкам вновь и обнаружишь в них уже не только знакомый художественный образ, но и некую новую мудрость.

У этой мудрости несколько завес, которые мы открываем — каждую в свой черед, возвращаясь вновь и вновь к Пушкину. Я знаю, что будет мне 90, 100 лет, ну 80 хотя бы дай Бог прожить, я открою Пушкина и найду в его поэзии то, чего сейчас не вижу.

— Вы сказали о том, что Пушкин — мистик, пророк, и мне вспомнилось, что есть люди, которые даже гадают на его книгах…

— Это тоже способ проникновения в какой-то другой мир. Но мне кажется: познавать Пушкина, читая его сочинения, лучше, чем на его стихах гадать. Я не гадаю, я — вкушаю, то есть, прочитывая, проживаю вместе с Пушкиным то, что увидел и испытал он, которому Господь даровал так много.

— Вы будете исполнять романсы, среди которых есть, наверно, написанные на стихи, посвященные Пушкиным конкретным женщинам. Важно ли для вас знать, кто они, эти адресатки, какими были, как выглядели?

— Можно рассказывать о том, что Пушкин был влюблен в ту или иную даму, посвятил ей стихотворение… Это — факт, но для меня он несущественен. Я читаю стихи Пушкина и вижу стремительную эволюцию жившего в нем великого духа, который устами этого человека передал тончайшие волнения души, нюансы чувств и настроения.

Кто послужил поводом к написанию этих шедевров — не важно. По крайней мере, не главное. Важнее для меня то, что я, женщина, читаю его стихи о женщинах, которыми он восхищался, так тонко чувствуя природу женской красоты, и сама наполняюсь энергией этого восхищения!

— Многие женщины-поэты ревнуют Пушкина к Наталье Николаевне, нередко винят ее в гибели Пушкина. Эти чувства знакомы певицам, исполняющим романсы на его стихи?

— Я к ней не ревную, для меня она — часть самого Пушкина. Да, многие обвиняют ее в том, что флиртовала с Дантесом, говорят, что Пушкин погиб из-за нее…

Есть вещи кармические, судьбоносные, которые не от случая зависят. Его смерть заставляет нас задуматься о том, что такое смерть вообще? Его отношение к жене, а ее — к нему возвращают нас к вопросам о том, что есть нравственность, мораль, дело чести? Восхищаясь им, этим великим духом, его высоким пареньем, его стихом божественным, мы задаемся миллионом вопросов о жизни, смерти и любви. Так, может, все это — ее неосторожность, его дуэль, вся их история — необходимы были для того, чтобы мы задавались и задавались этими вопросами?

— Существует мнение, что для привлечения нынешних зрителей к классическому искусству надо вносить в те же классические концерты элементы эстрады. Вы с ним согласны?

— Для меня филармония — это дом, где должно жить высокое искусство. Действительно, есть люди, которые говорят: «Классика — это старо, мир сейчас иной, он привык кричать о своих чувствах, он рисует броскими красками». И тем не менее я многократно убеждалась: если на сцене подлинное, если там — искренние переживания, эти энергетические вибрации воздействуют на любую публику.

Конечно, и классические исполнители шутят и развлекают, но в согласии с канонами своего искусства, а не так, как на эстраде. Вот есть алмаз и есть стекло. Если в шлифовку алмаза вложено много труда, он засияет глубоким внутренним светом. Какой бы виртуозной ни была шлифовка стекла, этим внутренним светом его не наполнить. Я думаю, что тем, кто служит классическому искусству, надо брать драгоценные камни и их обрабатывать. А стекло оставить другим, кто лучше знает, как его выгоднее использовать и где найти применение.

Давайте погружаться в Пушкина! Давайте гранить не стекла, но алмазы!

Марина Каминская, "Наше время"